От Парижа до Берлина по карте Челябинской области 

Достопримечательности  Челябинской  области;  происхождение  топонимов (названий)  географических  объектов

Путешествие в удивительную страну Топонимию.

Профессор А. К. Матвеев называл топонимию языком земли. Названия рек, речек, ключей, озер, гор, скал, пещер, долин, населенных пунктов и других географических объектов — это и есть топонимия. Мир топонимов разнообразен. С ними связаны многочисленные легенды, предания, сказания, загадки, тайны и даже поверья. Я предлагаю любознательным саткинцам совершить маленькое путешествие в удивительную страну Топонимию. А находится она там, где мы сейчас живем, — в Саткинском районе Челябинской области. В Саткинском же районе бытует немало других, житейских, легенд, преданий или сказаний. Некоторые из них тоже хочется рассказать.


Сунгатов перекат

Находится на реке Ай, в трех километрах ниже деревни Сикияз-Тамак, около известнякового притеса Касы-таш и Черемухового острова. Перекат бурный, затяжной. Предание о Сунгатовом перекате записал известный собиратель уральского фольклора, уроженец деревни Сикияз-Тамак, Иван Селиверстович Зайцев. Вот оно в кратком изложении. В прошлом веке, более ста лет назад, в названной местности появился приезжий мастеровой, татарин Сунгат, который построил на перекате водяную мельницу, подводный лоток и плотину, проявив при этом большую смекалку и точный инженерный расчет. Сунгат гордился своим творением. Он говорил: «Сунгат умом Ай крепил». С тех пор сикияз-тамакцы этот бурный айский перекат стали называть Сунгатовым.


Красная горка

Является западным отрогом Ваньковой горы, возвышается в Новой Пристани (в Парамоновке), на стыке речки Ишельки с Кузьминым логом. В старинных русских говорах слово «красная» означало «красивая», «прекрасная». Название связано с весенним праздником — красной горкой. Горка действительно очень красивая, приметная, круглая, скалистая. О Красной горке бытует занимательная легенда или предание. Давно это было. Полюбила парамоновская девушка Верка одного приезжего парня-сердцееда. Как-то ранней весной, когда только растаял снег, целовалась Верка со своим залеткой - ухажером (хахелем) на вершине Красной горки. Крутилась девка от счастья, вертелась, как заводная юла, егозилась и по неосторожности сорвалась вниз. Падая, поломала Верка об острые камни свои белые рученьки, бойкие ноженьки, разбила буйную головушку, другие косточки, поцарапала в кровь коленочки. Замертво скатилась она кубарем к подножью крутой скалы. Тут и нашли ее бездыханное, искалеченное тело. С тех пор стали парамоновцы Красную горку звать скалой Любви, Веркиной горушкой, а то и просто Веркиной любовью. Одни, конечно, в шутку, другие — всерьез, памятуя однако о печальной девичьей судьбе.


Сулея

В Саткинском районе есть хребет Сулея, отдельная гора Сулея (высота 765 м), железнодорожная станция (поселок) Сулея. Как и о многих примечательных горах, о Сулее сложены легенды. Они записаны со слов сулеинского татарина по прозвищу Валет. Пас в горах табуны лошадей старый пастух-башкир. Помогала ему в работе его единственная красавица-дочь. Полюбила она стройного, пригожего, как молодой серебряный месяц, юного джигита-табунщика, такого же бедняка, как она сама. Собиралась девушка выйти за него замуж, но отец и слушать не хотел об этом. А свататься приехал знатный пожилой бай — сытый, чванливый, круглый, как чугунный казан (котел). Богатый привез калым. Обрадовался старый пастух — привалило, наконец, ему счастье, удостоился великой чести быть в родстве с баями. На радостях велел он дочери принести большой глиняный кувшин с кумысом и угостить новоявленного родственника. Узнала девушка про свою беду и уронила от страха кувшин. Разбился хрупкий сосуд, расплескался кумыс по земле. Там, где он окропил землю своей пеной, появились непросыхаемые болота и мочажины. Горько и долго плакала девушка. В тех местах, где градом пролились ее невинные слезы, сквозь твердые камни пробились бесчисленные горные ключи и гонкими живыми нитями устремились в речные долины. Но отец был непреклонен, и девушка тихо, беззвучно умерла, растворилась в прозрачных ключевых водах. Осознав несчастье, старик долго переживал свою утрату и навсегда покинул эти проклятые аллахом горы, леса и долины. И установились на прежнем стойбище необыкновенный покой, тишина и безмолвие. Люди долго обходили стороной те глухие болота, не хотели там селиться и назвали ту местность Силией, т. е. «тихой долиной». А уж позднее название перешло в Сулею — «мокрое место». В Сулее и вправду множество ключей, ручьев, а окрестности сырые, болотистые. Значит, щедрым был кувшин несчастной красавицы, горьки, чисты и обильны ее слезы. Этот же Валет пересказал легенду в другом варианте. Жил в горах и пас табуны лошадей старый пастух-башкир. Помогала ему в работе его единственная красавица-дочь по имени Нурия. Полюбила она стройного, пригожего, как молодой серебряный месяц, юного табунщика Салима из соседнего стойбища, такого же бедняка, как она сама. Собиралась Нурия выйти замуж за Салима, но отец и слушать не захотел об этом. Задумал он найти богатого жениха. И такой вскоре явился, прослышав о необыкновенной красоте юной Нурии. А свататься приехал знатный пожилой бай — черный, корявый, как навозный жук, и толстый, круглый, как лесной паук. Богатый привез калым. Обрадовался старый пастух — привалило, наконец, ему счастье, удостоился великой чести быть в родстве с баями. На радостях велел он дочери подать большой глиняный кувшин с кумысом и угостить почтенного бая. От свалившегося горя Нурия чуть не упала в обморок, выплеснула на землю кумыс, а кувшин запрятала глубоко в камни, сказав, что он упал и разбился. Сильно возмутился отец и прогнал свою непослушную дочь на все четыре стороны. Залилась Нурия горючими слезами и ушла невесть куда в леса и горы, где умерла в одиночестве и печали. Там, где пролила она свои невинные девичьи слезы, сквозь твердые камни пробились бесчисленные прозрачные горные ключи и тонкими живыми нитями устремились в речные долины. А там, где кумыс промочил землю, появились непросыхаемые болота и мочажины. Гору же, в которой среди камней лежит спрятанный Нурией кувшин, с тех пор стали называть Сулеёй. Ведь «сулея» — всего лишь глиняный кувшин, очень распространенный сосуд с узким горлышком, в котором правоверные мусульмане всегда хранили воду, молоко, кумыс, вино. Вот и выходит, что Сулея — всего лишь «кувшин».


Грунин лесок

Находился в северо-западной части Голой горы, возле правого берега Пермяцкого ключа, в самом его низовье. Теперь на месте Грунина леска вращаются печи ЦМП-1 старого магнезитового завода, стоит производственное здание РМЦ, управление ОАО «Комбинат "Магнезит"», другие сооружения. В более отдаленном прошлом недалеко от него располагался поселок Соломитный («Магнезитстрой»), а еще раньше — Щепкинская заимка. Лес был сосновый, густой. В Грунин лесок ходили по ягоды, грибы, там же молодежь устраивала гулянья, рядом содержали огороды. В 20-х годах нашего столетия его полностью вырубили. О Грунином леске бытовало саткинское предание. Его припомнил ветеран войны и труда Г. П. Каменских. Давным-давно это было. Жила в Ветлуге девушка дивной красоты. Груней ее звали. Любила Груня гулять по сосновым борам. Однажды ушла она в лес, да так и не вернулась. Вся Ветлуга плакала, искала Груню, но так и не нашла. И решили, что закружилась у Груни голова, потеряла она дороженьку к родимому дому и сгинула без следа. Всякие строились догадки, но не узнали люди, что именно стряслось с Груней: то ли от от лютого зверя она погибла, то ли убили ее лихие люди, то ли нечистая сила не выпустила девушку из заколдованного круга. Только много позднее обнаружили ее белые косточки все в том же сосновом корабельном бору, где она любила гулять. И стали с тех пор называть этот бор Груниным леском.


Башкирская яма

Находится на реке Большой (Озерной) Сатке, недалеко от водонапорного бассейна бывшей Зюраткульской ГЭС, возле скального створа с быстрым течением. Омут глубокий, в виде ямы. На берегу и в воде много больших камней. Раньше в яме ловили щук весом до 18 кг. По преданиям, в старину в этих местах жили коренные жители нашего края — башкиры. Тут они пасли лошадей, ловили рыбу. По аборигенам и назвали указанное место Башкирской ямой. Существует и другое предание. Давным-давно это было. Поймали заводские конюхи, (стухи) башкира-конокрада, убили его, бросили в омут, где он и утонул (как топор ушел на дно). С тех пор этот омут зовут Башкирской ямой. А вот ныне покойный саткинский краевед, большой друг природы Михаил Афанасьевич Коростелев поведал уральскому писателю Борису Степановичу Рябинину занимательную легенду-бывальщину о Башкирской яме, которая чуть было не затерялась в памяти моих земляков-саткинцев. Привожу выдержку из книги Б. С. Рябинина «Помоги родной земле!» (Челябинск, 1976 г.): «А места волшебные — Южный Урал. Одни названия чего стоят: Пугачев вал, Пугачева копань, родник Салавата Юлаева, Венчальная дорога, Тещин язык. Сколько бывальщин-легенд, расцвеченных народной фантазией, в которых историческая правда причудливо перемешалась с выдумкой! Башкирская яма. Тут другой сказ. Поймали башкиры конокрада. Увод лошади исстари считался страшным преступлением и карался жестоко. «Пей чай!» Из носика! Кипяток! Потом кончили и бросили в яму. После сами сообщили: «Мы его убили». Законы в ту эпоху были суровы, спуску не давали».


Воровская тропа

Идет из устья Малого кыла в межгорье Лукаша и Большого Нургуша, а далее в верховья Большого кыла, на Немецкие степи, Юрак, Семибратские озера, к истокам Ая и Урала. По преданиям, в старину по этой тропе конокрады угоняли с Зюраткуля ворованных заводских лошадей, а потом продавали их на базарах Зауралья (в Верхнеуральске, Троицке, Оренбурге). За это и назвали тропу Воровской. Среди саткинцев бытовало поверье — тот, кто пользовался этой тропой, непременно становился вором-конокрадом или грабителем-разбойником. На Воровскую тропу ложилось клеймо презрения — не ходить по ней, избегать ее, чтобы остаться честным гражданином своего российского Отечества. Но уже в нашем недалеком прошлом о поверьях напрочь забыли. В 50— 60-х годах Воровскую тропу превратили в лесовозную дорогу и по ней из Уреньги, из Немецких степей, Нургуша, верховий Березяка вывозили автомобильным транспортом строевой лес через Зюраткуль в Сатку. Теперь Воровской тропой пользуются туристы.


Свиридова релка

Высота 975 м. Находится в межгорье Нургуша и Уреньги. О Свиридовой релке до нас дошло старинное предание, связанное с обычаями и нравами староверов. Было это очень давно, задолго до революции. У одной молодой женщины из Саткинского завода по фамилии Свиридова рано умер муж. С двумя детьми-близнецами — мальчиком и девочкой она ушла в тайгу и поселилась в избушке на горе, которую теперь зовут Свиридихой или Свиридовой релкой. Места эти и ныне отдаленные, а в прошлом — и вовсе глухие, дикие, темные. Прошло много лет. Дети подросли, повзрослели и их потянуло к людям. Просились они на волю, но мать не отпустила. Тогда брат и сестра сговорились убежать. Однако мать поймала их в пути, воротила домой и жестоко наказала — обоим отрубила топором пятки, чтобы забыли дорогу на завод, в Сатку. Естественно, от заражения и потери крови брат и сестра умерли. Мать, убитая горем, не пощадила и себя. Она приковалась цепью к дереву, цепь закрыла на замок, а ключ бросила далеко в чащу, чтобы не дотянуться. Так она погибла в великих муках, искупив свои грехи перед господом богом и своими несчастными детьми. Гору же с тех пор назвали Свиридихой или Свиридовой редкой.


Марьин утес

Представляет собой кварцитовую скалу, которая возвышается у северного окончания горы Елавды (1116 м) и недалеко от речки Юрак. По заводским преданиям и сказаниям, которые бытовали в среде саткинских охотников, промысловиков и старателей (рудознатцев), жили в прошлом за Зюраткулем и на Уреньге староверы-скитники. В одном поселении, расположенном возле Елавды, жила Марья-скитница с малыми детьми. Муж у нее умер. Привязался к Марье неженатый мужик-старовер, все звал к себе жить. Но Марья не захотела, сама решила вырастить малышей. В ярость пришел мужик-старовер, забыл про послушание, кротость и насмелился грубой силой завоевать сердце молодой вдовы. Когда Марьи не было дома, он увел с собой ее детей. Решил, что сама, мол, придет и останется с ним на всю жизнь. Сильно тосковала Марья по детям, плакала, но не покорилась извергу. С горя поднялась она на каменные кручи Елавды и бросилась с самой высокой ее скалы вниз головой. С тех пор эту грандиозную кварцитовую скалу люди стали называть Марьиным утесом.


Муслимкина гора

Высота 514 м. Расположена юго-западнее Брусничной горы и поселка Катавка, на правом берегу речки Буланки. По Муслимкиной горе проходят автомагистраль Уфа — Челябинск и граница Саткинского и Катав-Ивановского районов. Предание о Муслимкиной горе рассказала Мария Владимировна Мурзина — жительница Катавки. В далеком прошлом стоял на этой горе шатер местного башкирского бая (богача) Муслима из племени «кувакан». Все богатство бая состояло из одного-единственного суконного кафтана, подаренного ему каким-то проезжавшим мимо русским барином или купцом. Дорожил Муслим этим кафтаном и любил похваляться им перед знакомыми башкирскими баями и своими слугами. Пришло время, и умер Муслим. В кафтане его и похоронили. А гору, где стоял его шатер, с тех пор назвали Муслимкиной горой. Говорят, что могила Муслима затерялась где-то на берегу прозрачно-чистого, каменистого горного ключа, который теперь тоже зовут Муслимкиным ключом. Имя Муслим означает мусульманин. Муслим и вправду, усердно и подолгу молился пророку Магомету, сытно ел да валялся в подаренном суконном кафтане на полуголых деревянных нарах.


Порожская плотина

Среди старожилов Порогов и Постройки до недавнего времени бытовало предание, будто при закладке Порожской плотины в ее тело был добровольно замурован живой татарин. Мотив предания — чтобы не разрывало плотину во время весенних паводков. Подобные предания или сказания имели хождение и на других уральских заводах, где были устроены запруды на горных реках. Разница лишь в том, что там закапывали в дамбу голову человека, а на Порогах — живого татарина.


Чертовы стены

«Чертовы стены» — вид рельефа, народный термин, уральское название скал-останцев причудливой формы — стен, грядок, прилавков, палаток, пальцев, перьев, столбов. Пытаясь объяснить природу происхождения каменных стен, в народе бытовало мнение (поверье), что эти стены возвели черти, чтобы люди, блуждали среди них и не находили дорогу к дому. «Черти, поставили на-попа эти камни», — говорили наши предки. Отсюда и повелось: чертовы, мол, эти стены. «Чертовы стены» обычны в Саткинском районе на хребтах Шуйда, Сука, Нургуш, на горах Буландиха, Иркускан, Уван, Лукаш и др.


Домовой

Особой, интригующей темой разговоров среди заводского населения и крестьян были беседы о домовых, их проделках, проказах, которые однако приносили немало хлопот хозяевам. По ночам домовые мучили животных, гоняли их по хлеву, катались на лошадях, свистели, понужали, не давали им кормиться. Если хозяева замечали по утрам не съеденный в кормушках корм, а животные были загнанные, напуганные, у коров шерсть потная, как в росе, а у лошадей мокрая, будто в мыле, значит, «домовой скотину не любил». Одна женщина из Романовки слышала в детстве, что у ее дяди (родного отцова брата) была чалая (светло-рыжая, седая) лошадь. Ее тоже не любил домовой. Соседи научили дядю, как надо задобрить домового. В 12 часов ночи дядя трижды приходил в хлев с хлебом-солью, угощал домового, раскладывая кусочки, посыпанные солью, по углам и под ясли. После этого домовой смирился, подобрел. Лошадь стала есть корм, перестала худеть и потеть. Очевидцы рассказывали и о самом домовом. Величиной он всего с большого взрослого кота. Шерстка светленькая, мягонькая, пушистая. Мордашка, как у кошки, но с бородкой и без усов. Нос маленький, пуговичкой или луковичкой. Глаза большие, круглые. Ушки, как у собачки, но повислые. Лапки коротенькие, кривые. Хвостик еле заметный, загнут крючком вверх, как у козы.


Канатафья

По рассказам старых людей, раньше в каждом огороде водилась своя канатафья. Канатафья — мифическое существо, хранительница овощей и огородной зелени. Она оберегала домашний огород от воров и деревенских озорников. Нередко матери стращали уросливых детей: «Вот придет канатафья из огорода и заберет к себе!» Днем канатафья спала в бурьяне, конопле, под большими подсолнухами, на межах. Оживала она с наступлением сумерек, после захода солнца. Видели ее редко, так как заметить канатафью было трудно. Передвигалась канатафья по межам, бороздам, между грядками медленно, ползком, на четвереньках. Походила она на большую лягушку (скорее жабу) или толстую, неопрятную женщину. На голове и спине у неё вместо волос (шерсти) росла густая трава. Иногда канатафья подавала голос — какое-то странное урчание или всхлипывание. Домашних канатафья не трогала, а вот детей выживала из огорода — трясла подсолнухи, картофельную ботву. Замечали, если на огороде шуршит, шевелится ботва, значит, там ползает канатафья. И еще говорили, что канатафья не любила кошек, собак и прогоняла их из огорода. Подобные рассказы о канатафье я слышал в Айлино. Водились ли они в других деревнях, я не знаю. В литературе же о канатафье я никаких сведений не находил.


Бес

Эту быль рассказала Анна Павловна Киселева — жительница Романовки и Сатки: — В 1930 году мой отец, председатель Леузинского колхоза, привез в Айлино четыре фляги колхозной сметаны, там их продал, а деньги пропил с председателем айлинского колхоза Федькой Тугулуковым и знакомыми гулящими бабами. Айлинские парни-ухажеры приметили дом, в котором пьянствовали отец и вся его развеселая компания. Они загодя выпустили со двора лошадей, изрубили сбрую и внезапно напали на гулеванов. Федька Тугулуков сумел незаметно сбежать, а моего пьяного отца айлинские парни порядком избили, подняли на руки, раскачали, крепко тряхнули и посадили на заднее место так, что у него все нутро ушло вниз. Отец болезненно потянулся, попытался встать на ноги, но не смог. С той поры он стал чахнуть и в 1932 году скончался. Мать сильно затосковала. И стал отец после этого приходить к ней по ночам, ложиться в постель, обнимать, целовать, а самого обнимать не давал. Извелась мать и надумала с горя повеситься. Ночью она прочитала молитву над спящими детьми и вышла во двор. Подошла к саням, телегам, хотела снять чересседельники, из них сделать петлю и под крышей задушиться. Но ни одного чересседельника, ни одной супони не нашла. Их как будто кто-то специально снял и подальше припрятал. Видимо, господь бог услыхал материнскую молитву и не дал разрешения на смерть. Заметила бабушка, что с матерью творилось неладное, и позвала на помощь тетку Марушу. Пришла тетка Маруша, прочитала молитву, уложила мать на кровать у стены, а сама прилегла возле нее на краю постели. После 12 часов ночи во дворе заскрипел снег под подошвами валенок или под каблуками сапог, и в дом стал кто-то ломиться. Мать хотела подняться, отворить дверь, но Маруша не дала ей этого сделать и опять принялась читать молитвы. Отец походил-походил по двору, побрякал, но в дом попасть не сумел. А потом он забрался в палисадник, подошел к окну, впялился в него своей мертвецкой харей и громко сказал: — Ну что, догадались, кто я? После его слов поднялся сильный ветер, затрещал за окнами, рядом с воротами, тын, и разразился снежный буран. «Придется опять тын налаживать!» — подумали мои разбуженные старшие братья. На другое утро соседи рассказали, что они видели, как возле Верзакова дома ходил бес, заглядывал в окна, в дымоход, а потом перелез через тын и вышел на дорогу. На улице он завертелся колесом, закружился страшным вихрем, засвистел разбойничьим свистом и покатился по дороге в другой конец села. Затем начался снегопад с бураном, с крепкой метелью, и все утонуло во мгле. К рассвету буран утих, успокоился. Бес натешился, наизгалялся и удалился в чистое поле. К обеду братья выбежали поиграть на улицу. Они осмотрели палисадник и удивились — кругом лежал совершенно белый, нетронутый снег, никаких бесовых следов не было видно, а тын стоял целый и невредимый. Позднее тетка Маруша рассказывала нам, любопытным детям, необычайно занимательные были, и подтвердила, что к нашей маме в действительности приходил не отец, а бес, который с ней ночевал, обнимал, соблазнял. Соседские женщины и тетя Маруша своими глазами видели на материнской спине и на плечах синяки, ссадины и царапины, оставленные бесом-искусителем.


О «белом спелеологе»

Пещеры были всегда овеяны тайнами и легендами. Слагают о них легенды и в наши дни. Одну из них — о «белом спелеологе» я слышал в 1970 году на Ильменской турбазе от любителей подземного туризма из Челябинска, Миасса, Златоуста и Коркино, а позднее — и от местных спелеологов из Сатки и Бакала. Пожалуй, лучше всего ее изложил С. М. Баранов в книге «Колумбы шестого океана» (Челябинск, 1987 г.): «В одном из углублений стены — естественной нише — виден загадочный светлый силуэт человека, но... без головы. А рядом, в нескольких метрах от ниши с силуэтом, на возвышении пола стоит приземистый сталагмит. Он удивительно напоминает голову человека. Насупленные брови, глубоко запавшие глаза и крючковатый нос... Я не отказываю себе в удовольствии пересказать ребятам много раз слышанную легенду о так называемом «белом спелеологе». Когда-то он якобы отстал от своей группы и заблудился в сложных подземных лабиринтах. Теперь его душа, не зная покоя, бродит неприкаянной под землей и часто появляется перед спелеологами в самых неожиданных местах... По горящим глазам своих спутников вижу, что они в восторге от всего увиденного и услышанного. Парни уже совсем осмелели и наперебой обмениваются своими впечатлениями, ведь многое они увидели впервые. Вдруг под сводами Банкетного зала явственно раздается звонкая трель телефона. Вначале все обескуражены. Что это такое? Подземные галлюцинации или проделки «белого спелеолога»? Но настойчивые повторные звонки быстро возвращают нас в материальный мир, к действительности».


О «белом археологе»

Легенда о «белом археологе» родилась на берегах Ая, в сикияз-тамакских пещерах в июле 1997 года. Я ее записал со слов студента исторического факультета Челябинского государственного университета А. Н. Волкова. Раньше челябинские археологи вели раскопки в основном в брединских степях, вскрывали курганы-могильники. Они месяцами жили на открытых пространствах. Кожа на их теле сильно загорала под лучами южного солнца. И вот они приехали из степей в сикияз-тамакские пещеры, на реку Ай. Один из археологов заблудился в подземелье и погиб. От холода и сырости он остолбенел, затвердел, как мумия или истукан, покрылся прочной белой кальцитовой корочкой. Душа же его оказалась бессмертной и осталась навсегда под землей. В потемках она блуждает по подземным лабиринтам и не может найти дорогу к свету и солнцу. Когда челябинские археологи заходят в глубины пещерных гротов, «белый археолог» встречает их в узких проходах и не пускает дальше, чтобы они не заблудились, не погибли в незнакомом месте, как он сам, не превратились в белые сталагмитовые столбы или мумии, не потеряли свой шоколадный степной загар. По этой причине археологи далеко не заходят в айские подземные пустоты. Отсюда все наши сикияз-тамакские пещеры ученым кажутся короткими, маленькими. Только поэтому челябинские археологи вскрывают культурный слой Сикияз-Тамакского пещерного комплекса лишь в вестибюлях пещер, в нишах, в передних гротах и под скальными навесами. Этому неписанному правилу строго и неукоснительно подчиняются археологи Владимир Иванович Юрин, Николай Михайлович Меньшенин, Артем Васильевич Пулов, Марина Александровна Меньшенина, Андрей Геннадьевич Горюнов и другие. Тем самым они стерегут вечный покой «белого археолога», ранее работавшего на раскопках Аркаима, синташтинских городищ и мавзолея Кесенэ (башни Тамерлана).

Озера | Топонимия | Пещеры | Легенды | Музеи | Краеведение | Фильмы | Фотогалерея | ООПТ | Гербы | Сказки

 

Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика Яндекс цитирования