Таймас Шаимов, до и после
Было дело, ко мне приходил Тимур, житель села Кулуево, учитель географии местной школы. Фамилия его – Шаимов.
Тимур:
— Рафик, брат моего дедушки Хадиса, говорил, что у нас – княжеская кровь, кровь бывших правителей этих земель.
Тимур с отцом Ильдаром и другими родственниками составили родословную Шаимовых. В глубь веков она уходит так: Тимур, Ильдар ( отец), Хадис (дед), Хафиз (прадед) и далее – Хадый, Янах, Галяитдин, Жанахетдин, Хисаметдин, Саражитдин, Юмагужа, Абельхаир и Таймас Шаимов.
Теперь Тимур пытается «протянуть» свою родословную «выше», глубже от Таймаса Шаимова , и он хотел узнать, нет ли у меня, по случаю, документов, которые сохранили имена его далеких предков.
Можно понять Тимура Шаимова в намерении «довести» свой род, допустим, аж до Майки-бия, до времен Чингиз-хана. Тогда я отдал Тимуру «бумагу» с родословной Майки-бия – одной из его ветвей. Может быть, ему помогла в поиске эта моя выписка.
Да, в истории нашего края эти два имени – Майкы-бий и Таймас Шаимов – вписаны навсегда. Правда, Майкы-бий был, скажем так, человеком мира, в те кочевые времена он объездил Среднюю Азию, Поволжье, Крым, кажется, побывал и в Европе, а умер на Иртыше. Однако, долго ли, коротко ли, жил он «в местности Миадак в Уральских горах, кочевал в долине Миаса». Что касается Таймаса Шаимова, он – человек свой, местный, привязанный к Миассу, хотя тоже долго не сидел на месте.
Для меня главная «страсть» – увидеть Таймаса Шаимова где-то на берегу Миасса, у бора. Деревня-то его, Таймасаул, – на Аргазях, а здесь, на том месте, где он посоветует Тевкелеву поставить крепость Челеби-Карагай и где сам будет присутствовать при ее закладке, – часто ли он бывал? Если тут ни кола, ни двора, значит, не часто, изредка. С другой стороны, здесь, на той территории, где теперь Алое поле, будто бы находился родовой зиарат (кладбище) Шаимовых.
Если так, то не далековато ли от Таймасаула? Да и зачем привязывать крепость к своему кладбищу?
Как ни крути, как ни верти, трудно смириться с тем, что Таймас привел Тевкелева на берег Миасса и сказал: «Вот вам пустое место, тут и стройте крепость». Чем-то это место было отмечено. Неужели только бором-карагаем? И ничем «от людей»? Неужели от Майкы-бия до Таймаса Шаимова пять веков люди тут никаких следов не оставили?
Вспомним хана Бякатуна, «человека очень обидчивого». Не знаю, кто его так обидел, что он сорвался с места и от Сыр-Дарьи «бежал» до реки Миасс. Не на юг, не на запад, не на восток, а прямиком на север, от гор Тянь-Шаня до гор Урала, за тысячи километров, из знойных степей к студеным горам. И остановился почему-то только на Миассе. Не ближе, не дальше.
Другой Хан, Сейдаш, обидчивым не был, скорее сам обижал, а не его, но он тоже «бежал» от той же Сыр-Дарьи к тому же Миассу. На этой реке всю жизнь провел и хан Айле. С них, может быть, и началось великое переселение племени табын, которое навсегда обосновалось, осталось и осело на Миассе и других реках окрест. На Миассе, но где точнее? Кто где, а на берегу у карагая-бора Челеби – никто? Все ждали, чтобы в 1736 году Таймас отдал эту землю под русскую крепость?
Таймас Шаимов – особый разговор. Почему-то он во всем помогал России? Часто во вред себе. Иногда – рискуя жизнью. На обратном пути от казахского хана Абулхаира, в изнурительном двухгодичном походе Таймас попал в плен к казахам, был жестоко избит и едва не убит, но от России не отрекся. Почему? Он был другом России? Пожалуй, так нельзя сказать. Другом он не был. Как не был и врагом России. Наверное, он дальше других видел и зорче других предвидел. Шире многих мыслил. Глубже чувствовал. Понимал, что эта кочевая круговерть, в которой все против всех, эта степная рознь во вред каждому племени и всем вместе. И ей не будет конца, если не привязаться к чему-то стабильному, прочному, сильному. У Таймаса Шаимова было четыре жены: башкирка, татарка, казашка и русская. По сути, они_ его политические жены. И в своей семье он утверждал дружбу племен. Он то воин, то миротворец, воин, чтобы творить мир.
Должен Челябинск помнить Таймаса Шаимова? Должен. Полнее, чем помнит.
А Челеби – где? Где-то между Майкы-бием и Таймасом Шаимовым? А они-то сами знали, кто он и откуда, тот Челеби?
История личной жизни
Спрошу сам себя: когда юноша Зайнулла Расули поднимался на вершину Аушташа, – куда он смотрел? В какую сторону направлял он свой пытливый взор? И сам себе отвечу: он смотрел на юг. Заглядывал далеко-далеко за горизонт. Туда, где за степями и пустынями, стоял вожделенный город Бухара. И однажды Зайнулла примкнет к каравану, чтобы отправиться в Бухару.
Теперь представлю его как положено. Его настоящее имя – Зайнулла ибн Хабибулы бин Расуль аш-Шарифи ат-Троиски ан Накшбанди аль Муджаджади аль Халиди. Он – имам, ишан, шейх, суфий, целитель, пророк, «духовный король своего народа», просветитель, ректор медресе. «Шарифи» – это деревня, в которой Зайнулла родился в 1833 году. Теперь деревня называется Шарипово. Не так давно на ее окраине был поставлен обелиск в честь Зайнуллы Расулева, земляка. Колонка обращена к Аушташу. Гора совсем рядом – рукой подать. Дальше. «Троиски» – это не что иное, как город Троицк, где Зайнулла учился и куда вернется через годы, через аресты, тюрьмы, ссылки и непонимание. Еще дальше. «Накшбанди» – это суфийское братство, одна из ветвей ислама, которая в России преобладала. Зайнулла был членом этого братства, суфием.
Известно, что на вершине Аушташа в кругу камней выделяется плита с надписью на арабском языке. Есть сведения, вроде бы достоверные, что эту плиту установил Зайнулла Расулев – взамен старой, раздробленной. К сожалению, и новая плита уже расколота пополам, что не позволяет теперь восстановить полный текст. Старожилы утверждают, что надпись высек Зайнулла, скопировав, надо полагать, прежнюю.