Аннушка
После бетонирования котлована объекта «А» и укладки в него железобетона, начались монтажные работы. Ведение строительно-монтажных работ находилось под ежедневным контролем председателя Спецкомитета Л. П. Берии, начальника Первого главного управления Б. Л. Ванникова и научного руководителя уранового проекта И. В. Курчатова.
Монтаж объекта «А» имел свою относительно длинную историю. В ноябре 1946 года Василий Федорович Гусев был назначен начальником проектно-монтажного отдела спецуправления министерства машиностроения. Опытному 44-летнему инженеру-механику было поручено, привлекая всех необходимых специалистов из любой организации, организовать монтаж и наладку оборудования всего комплекса сооружений первого промышленного атомного реактора.
Со своими помощниками В. Т. Гранаткиным и И. А. Камаленковым, Гусев разработал технологический процесс монтажа. Серьезной трудностью при этом было отсутствие контрольной сборки металлоконструкций из-за их громоздкости. Любая крупная ошибка в проекте монтажных работ по этой причине могла привести к срыву. После окончания проектных работ, их автора принял А. П. Завенягин, который сказал:
— Вы разработали монтажный процесс. Кому как не вам осуществлять его на практике.
Немедленно последовало решение правительства, согласно которому В. Ф. Гусев назначался начальником шеф-монтажа объекта «А».
Летом 1947 года он вместе с группой инженеров выехал под Кыштым и занялся организацией работы по укрупненной сборке металлоконструкций и подготовке их к монтажу.
В сентябре 1947 года И. В. Курчатов лично ежедневно контролировал ход сооружения атомного реактора. Сначала он жил в железнодорожном вагоне, стоявшем на одном из запасных путей недалеко от «Аннушки», а затем некоторое время в дощатом доме, стоявшем в березовой роще, примерно в километре от стройки. Жил он в нем до тех пор, пока не переселился в коттедж на берегу озера Иртяш.
Пятого октября Курчатов собирает совещание, единственным вопросом которого было состояние строительно-монтажных работ по комплексу объекта «А». В Управление строительства, которое к тому времени переместилось из поселка Теча в «Березки», где находился и домик Курчатова, съехались А. П. Александров, В. В. Чернышов, М. М. Царевский, заместитель директора завода, а тогда еще Базы-10 П. Т. Быстрое, В. А. Сапрыкин и руководитель монтажных работ П. К. Георгиевский.
Положив перед собой блокнот и изредка заглядывая в него, Игорь Васильевич начал с обобщенных показателей работы за последние месяцы. Некоторые из присутствующих впервые услышали точные данные о численности коллектива. Курчатов подчеркнул, что количество работающих на промплощадке постоянно растет. Если в июне 1947 года их было 33 тысячи 322 человека, то на начало октября — более сорока тысяч. Переход к монтажным работам еще больше увеличил поток грузов, направленных в адрес Базы-10. В июне прибыло сто пятьдесят вагонов, а в августе — уже восемьсот тридцать четыре — со стройматериалами и оборудованием для объекта «А».
— Наверное здесь не надо лишний раз говорить, что эти огромные ресурсы государство могло использовать для восстановления стоящих в руинах городов и сел, — подчеркнул И. В. Курчатов. — Мы имеем все, что запрашиваем. Так почему нет обещанных результатов? Послушаем товарища Сапрыкина...
Василий Андреевич посмотрел на начальника строительства. Царевский ободряюще кивнул, главный инженер поднялся с места и, не заглядывая в бумаги, заговорил: — Строительная часть объекта «А» выполняется с хорошими показателями, правда, мы все время опаздываем по срокам, установленным правительством. Я впервые вижу такое сверхдинамичное развитие стройки. Судите сами: на 1946 год Спецкомитет и Совет Министров СССР определили план капитальных вложений в 85 миллионов рублей, а мы освоили 103 миллиона рублей. На этот год запланировано 200 миллионов, а освоено будет не меньше 280.
Царевский бросил реплику: «Василий Андреевич, ты про бетон скажи»!
Сапрыкин достал заготовленный заранее лист ватмана и протянул его Курчатову, а присутствующим разъяснил: «Еще в июне мы уложили 12 тыс. кубометров бетона в котлован объекта «А», а в августе — в 3 раза больше, чем в июне, т. е. 47 800 кубических метров бетона. Такими показателями можно гордиться».
Курчатов отложил ватман и обратился к Царевскому:
— Михаил Михайлович, бетона вы в землю вогнали много, но мне сказали, что мешают инженерные сети, коммуникации. Ведь у вас есть специальное подразделение, которому поручена прокладка водопровода и канализации. Скоро зима, и без коммуникаций стройка замрет.
Генерал Царевский вскочил и по обыкновению, не стесняясь в выражениях, стал обвинять поставщиков в том, что вовремя не прибыли трубы необходимых диаметров. Сапрыкин, вырвав листок из блокнота, карандашом что-то написал на нем и пододвинул к Царевскому. Начальник стройки, скосив взгляд на листок, сообщил Курчатову:
— Игорь Васильевич, по 14 километров в месяц сетей укладываем, и это при безобразных поставках. Не с тех спрашиваете. Мы все, что можем, делаем! Вот на днях бетонную дорогу от соцгорода до «Аннушки» в 11 километров длиной закончили. Были бы свои трубы, и с коммуникациями все было бы нормально.
Следующим Курчатов поднял заместителя начальника стройки по монтажу Петра Константиновича Георгиевского. Монтажники работали хорошо, быстрыми темпами и с высоким качеством вели монтаж главных схем атомного котла. Рядом с объектом каждый день росла труба, по проекту ее высота должна была достигать 120 метров.
Курчатов недоверчиво взглянул на него:
— Так уж и проблем у вас нет? А мне говорили ваши работники, что не хватает людей. Рабочая смена 12 часов, а если не выполнено сменное задание, то работают и по 16—18. Так люди долго не выдержат.
Георгиевский невозмутимо ответил:
— Игорь Васильевич, нам не хватает на монтажных работах 1180 человек. Но тревогу вызывает другое. Стройка оказалась без свинцовой проволоки. Нужно 10 тонн. Ждем, что завтра специальным самолетом проволока будет доставлена в Челябинск. Грузовые автомашины ждут сигнала, чтобы выехать на аэродром Челябинского авиационного училища. Если завтра проволоки не будет, наступит катастрофа, мы не сможем защитить металлические конструкции уранового котла от коррозии.
В протоколе совещания для истории осталась короткая запись, состоящая всего из 2-х пунктов, они касались проблем поставок оборудования и проволоки.
Вечером Курчатов позвонил в Москву. На следующий день проволока была на стройке, а чуть позже пришло все недостающее оборудование.
Министерство путей сообщения в июне 1947 года ввело «шестидесятисемитысячную» серию для вагонов с грузом для Челябинска-40. Под угрозой сурового наказания работники железной дороги должны были обеспечить скорость движения таких эшелонов не менее 400 километров в сутки. Больше того, особо срочные грузы (даже объемом в 1 вагон) доставлялись из Челябинска и Свердловска на стройку отдельными паровозами.
Для специалистов была введена ежедневная бронь на 3 места в поездах и самолетах Москва—Челябинск и Москва—Свердловск.
Через несколько дней на стройку приехал и прожил там до пуска первого промышленного реактора начальник Первого главного управления Борис Львович Ванников. С его приездом дела закрутились быстрее. Иногда жесткий стиль руководства Б. Л. Ванникова внушал страх даже генералу Царевскому, который никогда и никого не боялся, так как его лично знал Сталин. Не раз Царевский, завидев «Виллис» Ванникова, находил повод немедленно скрыться, чтобы не встречаться с грозным начальником. Царевский мог накричать на человека, обругать его нецензурными словами, но он никогда и никого не посадил. Ванников любил спрашивать у подчиненных, есть ли у них дети. И когда получал утвердительный ответ, говорил:
— Если не выполнишь задание, детей своих больше не увидишь.
На совещаниях у Ванникова всегда сидели два полковника из госбезопасности, и бывало так, что они уводили одного из руководителей стройки с совещания в тюрьму, а затем отправляли в лагерь на много лет.
Ванников мог заставить ночевать плохо одетого человека в любую стужу на всю ночь в котловане, а потом сказать столь жестоко наказанному человеку:
— Ты можешь пожаловаться на меня Берии или Сталину, а мне жаловаться некому, с меня Сталин спрашивает, как тебе и не снилось, так что не обижайся.
Разговор на повышенных тонах с начальником Первого главного управления иногда заканчивался домашним арестом того или иного руководителя. Несколько раз за «дерзость» по отношению к Ванникову в отстаивании своей точки зрения, этим наказанием заканчивались деловые диалоги для начальника Спецмонтажа В. Ф. Гусева.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ХРОНИКА
Увеличению темпов сооружения объекта "А" мешали объективные трудности.
Система субподрядных монтажных организаций не была четко отработана. На стройке работали монтажные организации, входившие в структуру Управления строительства № 859. Для ведения монтажа сантехники 17 июля 1947 года приказом М. М. Царевского образован строительный район № 6. Первым его руководителем стал Яков Семенович Полетаев. Управлению строительства подчинялись монтажники Стальконструкции. Другие организации подчинялись монтажной конторе Главпромстроя, немало было и таких монтажных подразделений, которые подчинялись другим министерствам. В ведении монтажных работ принимали участие тресты Союзтеплострой, Союзтеплоконтроль, Металлохимзащита, Метрострой, Стройтермоизоляция, Эпрон, Уралсантехмонтаж, Гидромеханизация, Монтажная контора № 7 и многие другие.
Работу всех этих разнородных организаций координировал П. К. Георгиевский. Для этого при нем существовал небольшой аппарат управления под названием монтажный отдел. Начальником его был Гдалий Моисеевич Кауфман, хорошо зарекомендовавший себя на строительстве Челябинского металлургического завода.
К тому времени П. К. Георгиевский прошел большую школу, участвуя в строительно-монтажных работах на крупнейших предприятиях страны. В начале Великой Отечественной войны он работал главным механиком Особстроя на строительстве авиационного завода в Куйбышеве. С 1942 года работал в Челябметаллургстрое на должности главного механика строительства. Когда Комаровского назначили начальником Главпромстроя, он взял в Москву П. К. Георгиевского начальником конторы монтажных работ. Хорошо понимая чрезвычайную важность сооружения первого промышленного атомного реактора, А. Н. Комаровский в 1947 году отправил П. К. Георгиевского под Кыштым.
Петр Константинович блестяще справился с неимоверно трудной задачей. Он мгновенно реагировал на изменение ситуации, в кратчайшие сроки принимал наиболее правильные решения. При сооружении первого реактора П. К. Георгиевский предложил не возводить надземную часть здания, пока не будут смонтированы металлоконструкции уранового котла.
Чтобы выиграть время, был принят метод предварительного укрупнения монтажа на специальной монтажной площадке. Заранее смонтировали мощный высокий козловой кран, с помощью которого впоследствии корпус реактора подали в здание.
Монтажники встретились с многочисленными трудностями. Главная сложность заключалась в том, что с подобными работами, требующими предельной точности и высокой культуры производства, многие коллективы столкнулись впервые. Для их ведения в общесоюзных трестах создавались специальные управления.
Для выполнения работ по монтажу технологического оборудования и трубопроводов в 1946 году было создано монтажное управление № 11 треста Союзпроммонтаж. Штат работников состоял только из вольнонаемных специалистов. Это характерно для всех монтажных организаций стройки — заключенных в них не было. На промплощадку направили самых лучших рабочих и инженерно-технических работников с крупнейших строек СССР. На атомном реакторе работали одновременно несколько тысяч монтажников, не меньше их было на сооружении вспомогательных объектов. Работы велись круглосуточно.
Серьезную проблему представляла сборка узлов реактора весом более двухсот тонн и установка их с микронной точностью.
Вместе с объектом «А» выросли здания приозерной группы: насосные первого и второго подъема, Теплоэлектроцентраль, цеха реагентов и дегазации, а также огромные резервные емкости. Большую роль в обеспечении поступления воды из озера в активную зону реактора, в сооружении водозабора и насосной станции первого подъема сыграла организация ЭПРОН. Имея огромный опыт ведения подводных работ по спасению затонувших кораблей, строительству сооружений в морских портах, ЭПРОН во главе с Павлом Ароновичем Терцманом и здесь оказался на высоте. Объекты, которые они построили, служили и служат без замечаний.
При монтаже основных узлов «Аннушки» неожиданно встретилось серьезное препятствие. Дело в том, что по поводу важнейшего узла атомного реактора — перегрузочных кассет — возникли опасения. Конструкторы НИИхиммаша предусмотрели пневматический привод к этой системе. Однако, надежность пневматики была не стопроцентной. Положение осложнялось тем, что в случае поломки механизма разгрузки, оперативно отремонтировать его было бы нельзя. Для этого потребовалась бы аварийная остановка реактора и выгрузка через верх (с неизбежным переоблучением персонала) находящихся в реакторе урановых блочков.
Когда уже заканчивался монтаж пневматической системы разгрузки реактора, Курчатов узнал о том, что на заводе № 92 в Горьком разработан механический привод разгрузки атомного реактора. Он был намного надежнее пневматического. Курчатов понимал, что демонтаж почти готового механизма и замена его новым, которого еще и на стройке не было, отодвинет день пуска реактора. Тщательно продумав все «за» и «против», он позвонил глубокой ночью Берии в Москву. Берии было сложно принять решение, последствия которого для него самого могли быть печальными. Сталин такой ошибки ему бы не простил. Но он колебался недолго. К концу двадцатиминутного разговора Берия согласился на замену механизма разгрузки реактора и оказался прав. За 49 лет работы первого атомного промышленного реактора механизм разгрузки ни разу не подвел.
7 февраля 1948 года начала работу приемо-сдаточная комиссия. Председатель комиссии Ефим Павлович Славский придирчиво исследовал документацию, все важнейшие узлы и оборудование, сотни сварных швов. Работа строителеймонтажников удовлетворяла самым высоким требованиям.
На объекте «А» наступал наиболее ответственный момент. Предстояло уложить в корпус реактора почти 500 тонн сверхчистого графита. Малейшее загрязнение примесями сделало бы невозможной работу уранового котла. Были приняты особые меры предосторожности. Над корпусом реактора соорудили огромный купол, который предотвращал попадание в графитовую кладку инородных тел и пыли. Под него закачивали теплый воздух и отсасывали запыленный.
25 февраля за подписью директора завода Б. Г. Музрукова и начальника строительства М. М. Царевского вышел приказ, который устанавливал очень жесткие правила работы и поведения всех участников сооружения графитовой кладки. Категорически запрещалось курение и прием пищи в помещении, где проводилась кладка. Вся верхняя одежда, обувь и личные вещи сдавались в раздевалку, так как они могли иметь примеси, влияющие на чистоту кладки. Приказом строго ограничивалось количество людей, имеющих право находиться в помещении кладки. Для тех, кто в нем работал, установили 12-часовой рабочий день с двухчасовым перерывом для приема пищи за пределами реактора. Для участников кладки ежедневно выделялось дополнительное питание — поллитра молока и 50 граммов масла.
Кладка графита началась 1 марта. Несмотря на все предосторожности в самом начале процесса случилось чрезвычайное происшествие. Уже на втором поясе графитовая кладка развалилась. Все работы остановились.
Казалось, видимые причины этой беды обнаружить трудно. Конструктор реактора Н. А. Доллежаль был в растерянности. Только после осмотра места происшествия начальником Спецмонтажа В. Ф. Гусевым установили, что эта неприятность произошла из-за нарушения технологии сборки графита. Все присутствующие еще раз убедились, что мелочей в столь важном деле не бывает.
К весне 1948 года Сталин окончательно потерял терпение. После очередного жесткого разговора с Берией по поводу сроков пуска атомного реактора вышел приказ начальника Первого главного управления, согласно которому начальник строительства Царевский и Главный инженер комбината Славский были обязаны заниматься исключительно проблемами пуска объекта «А», ежедневно докладывать о ходе работ в Кремль. Любой недостаток людских и материальных ресурсов должен был восполняться немедленно под личную ответственность этих руководителей. 5 апреля на строительстве объекта «А» создали штаб оперативного руководства, а Царевский и Славский все рабочее время обязаны были находиться только на этой стройплощадке.
Самое большое напряжение на строительстве комплекса «А» возникло в конце апреля, на счету была буквально каждая минута. Простой монтажников в течение четырех часов 20 апреля был воспринят как чрезвычайное происшествие, его виновники были сняты с работы.
После этого случая оперативный штаб собирался ежесуточно, а иногда по два раза в день. Когда возник дефицит специальных труб, на оперативном штабе решили направить в Челябинский аэропорт весь автотранспорт, приспособленный к такого рода перевозкам.
На совещании 21 апреля с участием всех руководителей строительно-монтажных работ выяснилось, что на некоторых участках есть возможность завершить сооружение узлов и конструкций реактора до 1 мая. Услышав это, Б. Л. Ванников пообещал присутствующим руководителям, что те из них, чьи организации закончат свою работу до 1 мая, получат отпуск на три дня для свидания с семьями, куда будут отправлены специальным рейсом на самолете за счет завода. Это был самый большой стимул для участников монтажа: они много месяцев были оторваны от семей.
* * *
Очень предусмотрительным шагом руководства стало привлечение эксплуатационников к ревизии, наладке сис- тем и оборудования вместе со специалистами, ведущими монтаж. В этих условиях будущие работники завода досконально изучили конструктивные особенности и характеристики оборудования, на котором им предстояло работать. Это было крайне важно, так как из-за радиации доступа к большинству узлов реактора в последующие годы не было.
Курчатов и его коллеги организовали учебу для будущих рабочих, техников и инженеров завода. Им ежедневно читались лекции по ядерной физике, конструктивным системам, оборудованию, технологическому процессу. Одновременно шло практическое освоение рабочих мест, учеба специалистов. Создавались и оснащались необходимым оборудованием производственная, физическая и дозиметрическая лаборатории.