На станции Челябинск стояли 2-й и 4-й батальоны 6-го Ганацкого полка и весь 3-й Яна Жижки полк. Легионеры ждали отъезда, учили языки и с 6 мая готовились к сокольскому празднику, во время которого должен был состоятся футбольный матч. Инициатором и организатором сокольского праздника был помощник командира 3-го полка прапорщик А. Чила. Но происшедший 14 мая случай все изменил.
В этот день на переселенческом пункте станции Челябинск рядом с эшелонами 6-го Ганацкого полка стояли составы с русскими беженцами, а к одному из них были прицеплены три вагона с возвращавшимися домой австро-венгерскими военнопленными. Отношения чехословацких легионеров с австро-венгерскими военнопленными были очень напряженными и еще с утра большая группа чехословаков хотела расправиться с одним из военнопленных, который их оскорбил. Но вмешательство большевистского железнодорожного военного комиссара станции Челябинск Ф. Л. Мазура, который забрал военнопленного в уголовный отдел для разбирательства успокоило добровольцев. Но, как оказалось, конфликт на этом не закончился.
Чехословацкие легионеры подкармливали и беженцев и военнопленных. Легионер Ф. Выгнанек отметил в своих записках, что при раздаче еды пленные стояли около чехословацкой кухни и дождались остатков обеда, который им и отдали. Спустя какое-то время поезд беженцев с вагонами военнопленных стал выезжать с переселенческого пункта на главную станцию. Легионеры на прощание закричали пленным, чтобы они передали привет императору Карлу, а то ведь трухлявая Австрия скоро развалится. В ответ из вагона вылетел кусок железа и угодил в голову одного из добровольцев 6-го Ганацкого полка.
Пострадавшим оказался легионер из нестроевой роты 6-го полка Франтишек Духачек, работавший недалеко от путей. При дознании в большевистской следственной комиссии Ф. Духачек заявил, что 14 мая он исправлял фургон и когда вагоны с военнопленными сравнялись с ним, то из одного вагона в него кто-то бросил какую-то железину, которая попала ему в голову и он упал без сознания. Но голову Ф. Духачеку не пробило, так как он стоял в шапке. После, когда он пришел в сознание, то доложил дежурному офицеру и сам пошел в околодок. Пока Ф. Духачек лежал без сознания, события развивались стремительно. Увидев
упавшего товарища и усмотрев, что кусок железа вылетел из вагона с военнопленными, легионеры 6-го полка бросились напрямую с переселенческого пункта на главную станцию, куда медленно вытягивался поезд с беженцами.
Когда беженский поезд подъехал к перрону на главной станции к нему уже сбегались группы добровольцев из 6-го и 3-го полков и возбужденно требовали от пленных, чтобы они указали на того, кто бросил кусок железа и ранил добровольца. Пленные молчали, думая, что они сейчас уедут из Челябинска и все останется без всяких последствий. Но перед вагонами с пленными очень скоро собралась большая толпа и поезд
был задержан. Подошла вооруженная стража 3-го Яна Жижки полка и вывела всех (70–80 человек) пленных из вагонов. Пленные были отведены обратно, на переселенческий пункт к эшелону 6-го полка и окружены огромной (около полутора тысяч человек) толпой добровольцев. Массу чехословаков возбуждали к общей расправе с австро-венгерскими военнопленными и оказавшиеся здесь же бывшие русские пленные, которые говорили, что мадьяры расстреливали вернувшихся из русского плена чехов, за одно только слово «революция».
На новое требование указать виновника, военнопленные ответили грубо и дерзко, что только усилило возмущение: стража и дежурный офицер, прапорщик 3-го полка Грушка с трудом удерживали толпу. А тут еще появилась весть о том, что пострадавший Ф. Духачек умер. Дежурный офицер попросил старшего из военнопленных — фельдфебеля объяснить грозившую им опасность и необходимость выдачи виновника. Фельдфебель повторил требование на венгерском, румынском и немецком языках. Пленные шумели и вели себя вызывающе. На слова прапорщика Грушки, если виновник не будет найден, то каждый десятый из пленных будет расстрелян, пленные ответили криком, а один мадьяр ответил нецензурной бранью. Он, видимо, думал, что его не поймут, но ведь многие чехи и словаки служили в мадьярских полках... После этого удержать добровольцев было невозможно и военнопленных начали бить. Страсти нарастали. На пленных это произвело ошеломляющее впечатление, и они указали на виновника.
Выкрики, хаос возбужденных лиц, мелькающие руки со штыками и ножами — и месть свершилась. Через момент толпа расступилась и на земле осталось лежать тело виновника — чешского немца из Рокицан у Пльзеня, Иоганна Малика. «Мстители» растворились в толпе и исчезли. Страсти насытились.
Тело И. Малика врачи осматривали дважды: в первый раз сразу же 14 мая железнодорожные врачи 9-го и 10-го участков Омской железной дороги и 17 мая городской врач Мезин в присутствии члена следственной комиссии Образцова. В обоих медицинских актах было отмечено, что смерть И. Малика произошла от колотой штыковой раны, поразившей сердце и левое легкое. Остальные раны были легкими, а на лице, спине и кистях рук отмечены кровоподтеки от ударов.
Пришедшие чехословацкие санитары перевязали раненых и пострадавших военнопленных, которых оказалось 9 или 10 человек. Затем все пленные были изолированы в отдельном помещении переселенческого пункта и под вечер переданы советским властям. Получив сообщение от начальника отряда охраны переселенческого пункта Ярченко о конфликте, на переселенческий пункт прибыли комиссар станции Челябинск
Ф. Л. Мазур в сопровождении своих помощников Андрейжкевича и Мальченко, которые увидели толпу чехословацких легионеров и убитого военнопленного. Несколько человек копали яму, чтобы похоронить убитого. Комиссар Ф. Л. Мазур остановил копавших и поставил у тела караул. После этого он сообщил в город, в совет, в военный отдел и в следственную комиссию. Спустя полчаса к месту происшествия прибыли
председатель Челябинской следственной комиссии И. А. Кольцов и его помощник Соснин. Здесь же, по словам Кольцова, было принято решение создать на другой день комиссию для расследования. Независимо от шагов, которые предпринимала советская комиссия, по приказу подполковника С. Н. Войцеховского было начато собственное расследование, которое возглавил прапорщик А. Чила. 16 мая представители советской следственной комиссии явились в канцелярию 2-го батальона 6-го полка, опросили некоторых свидетелей и составили протоколы. Так как некоторые добровольцы из стражи дежурившей 14 мая были на занятиях, то дальнейшие опросы были отложены на следующий день.
Утром 17 мая комиссар передвижения чехословацких войск на станции Челябинск прапорщик Й. Котрба получил письмо от следственного комитета военно-революционного суда города Челябинска, в котором ему предлагалось прислать к 10 часам в город для расследования стражу 6-го полка в количестве 10 человек, охранявшую пленных при инциденте 14 мая, и конвой из 3-го полка, сопровождавший военнопленных со
станции до площади переселенческого пункта, последних к 12 часам. Подполковник С. Н. Войцеховский был осторожен и не отправил своих добровольцев, а вот из состава 6-го полка было отправлено десять человек. Челябинский совет и его следственная комиссия, видя, что чехословаки ему уступают, посчитал, что они делают это из слабости и страха и отважились на дело, имевшее важные последствия. После того, как все десять добровольцев 6-го полка ответили, что они не знают того, кто убил И. Малика, следственная комиссия арестовала всех посланных для расследования добровольцев. Инициатором этого ареста выступил председатель Челябинской ЧК И. А. Кольцов, действовавший по принципу: «Хватай всех, после разберемся»!
Подполковник С. Н. Войцеховский отметил:
Вчера был день неожиданных событий и волнений. Около 9 часов утра, я и 6-й полк получили через нашего комиссара на станции Челябинск прапорщика Котрбы (2- го полка) бумажку от советских властей с вызовом в город в Штаб охраны тех наших караулов, которые охраняли военнопленных во время инцидента 14 мая. От 3-го полка никого не выслали, а 6-й полк имел неосторожность выслать, и часть стрелков этих была арестована большевиками. Когда об этом стало известно в 6-м полку, добровольцы того же полка решили идти освобождать своих. Командиру 2-го батальона штабс-капитану Ульриху удалось уговорить их подождать и выслать депутацию. Я со своей стороны принял меры, чтобы мои стрелки не ходили в город. Проходя мимо эшелона 2-го батальона видел, как стрелки усиленно чистили винтовки, волнение было очевидно и было видно, что удержать людей не в моей власти!
Чаша терпения была переполнена известием, что из депутации 6-го полка также арестовали одного офицера. Известие это было получено в тот момент, когда у меня сидел штабскапитан Ульрих 6-го полка и я убеждал его не предпринимать этого выступления. Около эшелона меня уже ждали все офицеры, унтер-офицеры и старшие вагонов всего полка, которым я тоже хотел сказать все, что мог, чтобы удержать их в руках. По получении известия об аресте офицера-депутата 6-го полка штабс-капитан Ульрих вскочил и объявил, что 6-й полк выступает. Жребий был брошен и я должен был его поддержать во что бы то ни стало.
Все-таки слова подполковника возымели свое действие, и было решено выслать еще одну депутацию из членов ротных и полкового комитета 6-го полка под руководством корнета Е. Кличника, которая должна была настоять на освобождении арестованных. В случае отказа, или в случае не возврата депутации до 18 часов, будет предпринята вооруженная демонстрация и занят город. Так как в назначенный час депутация корнета Е. Кличника не вернулась, 2-й батальон 6-го полка двинулся к городу. По дороге колонна батальона встретила возвращающуюся депутацию, которая сообщила, что большевистская следственная комиссия согласилась освободить 18 мая арестованных чехословаков, при условии, что ей будет выдан убийца И. Малика. Над ним будет устроен суд. Но, узнав на опыте вероломство представителей советской власти, добровольцы не собирались успокаиваться и 2-й батальон двинулся дальше. Следом за ним по главной улице шел 4-й батальон 6-го полка, который занял центр города и мост через реку Миасс. За 6-м полком двигались подразделения 3-го Яна Жижки полка:
Мы выступили с пением, впереди роты 6-го полка, потом мои 1-й и 3-й батальоны и команда пеших разведчиков. 2-й батальон и учебная команда без сопротивления заняла вокзал, телеграф и караульное помещение красноармейцев, которые бежали бросив винтовки.
Вечерело, когда голова нашей колонны подходила к городу. Части 6-го полка безостановочно вошли в город и заняли его, имея за собой мой 1-й батальон, все это почти без сопротивления. Почти потому, что внизу в полумгле сырого вечера гулко прокатилось несколько выстрелов и недалеко от носа свистнула одна пуля.
Штаб полка устроился в избушке на возвышенности в полуверсте от станции и города — между ними. В избушке нас сначала испугались, потом подружились и напоили чаем.
Для связи с 1-м батальоном и частями 6-го полка и руководства действиями наших частей в городе я командировал прапорщика Чилу с командой пеших разведчиков. 3-й батальон остался при мне в качестве резерва. Совсем стемнело. Все было совершено к 11 часам вечера и наши арестованные были нам возвращены.
Когда добровольцы 6-го полка шли по городу, то тут, то там красноармейцы начинали стрелять. У моста через Миасс был убит младший унтер-офицер Ф. Худый. Два чехословака были ранены. Но, когда легионеры захватили оружейный склад и вооружились берданками, красноармейцы перестали провоцировать чехословаков. Стрельба быстро утихла. Через день после этих событий большевистский челябинский окружной военный комиссар В. К. Садлуцкий информировал центральную власть:
Это возмутило чехов и вооружившись они вошли 17 мая в 6 часов вечера в город, заняли все перекрестки улиц, оставили у здания исполкома четыре роты, а часть войск вошла в другие улицы. Кроме того, они заняли станцию, арестовали коменданта и некоторых комиссаров. В исполком не входили. Чехословаки предъявили требование, чтобы их арестованные были тотчас же выпущены на свободу. Я лично говорил с легионерами, но они стояли на своем. Когда я им сказал, что своим выступлением они идут против советской власти, то они мне ответили, что не идут против советов, но требуют, чтобы арестованная делегация была выпущена на свободу.
Чтобы не допустить кровопролития, а также учитывая неготовность нашей красной армии я решил выпустить арестованных. Только тогда чехословаки с песнями пошли в свои вагоны. Наша красная армия была наготове и занимала часть города за рекой. Во время занятия города чехословаки разоружили караул у военного комиссариата, сломали печать на складе и перерезали телефонные провода. Они захватили часть оружия, разоружили команду красноармейцев и взяли у них два пулемета. Чехословаки имели трех убитыми и двух ранеными провокационными выстрелами, на нашей стороне потерь не было, так как стрелять было запрещено.
Когда в полночь чехословаки вернулись к себе в эшелоны, то обе станции, главная и переселенческая остались под их контролем, а между городом и станцией была установлена демаркационная линия. Арестованные красноармейцы роты охраны станции во главе с комиссаром Андрейжкевичем были освобождены36. Хорошо знавший обстановку в Челябинске подполковник С. Н. Войцеховский отметил, что происходило после чехословацкого вооруженного выступления:
Сегодня начинаются последствия. До вчерашнего дня совет был нахален до крайности, вчера с началом нашего движения он сел в автомобили и удрал (удрали и все красноармейцы). Сегодня совет возвратился и ведет с нами переговоры очень вежливо, но крайне возмущены и обижены. Нам инкриминируют грабежи. Правда, к сожалению, были и насилия над советской властью, то есть противозаконное выступление с оружием в руках. Это так по существу было. Мечтают о нашем разоружении. Провоцируют наше выступление. Пугают нас нападением и всякими ужасами. Со вчерашнего дня — мы контрреволюционеры.
В перспективе, куча осложнений и последствия самые неопределенные, кажется не радужные. Для меня лично все свершившееся большой минус. Я допускаю даже, что придется сдать полк и уйти от чехов.
Для общего дела — чешского — трудно сейчас даже представить, как все это обернется и как выйдет, на плюс или на минус.
Посмотрим. Пока буду готовым к худшему и принимать меры самообороны для полка.
Объясняя московской власти ситуацию, сложившуюся в Челябинске после событий 17 мая и отношение челябинских большевиков к чехословакам окружной военный комиссар В. К. Садлуцкий писал:
Мы хотели их разоружить, но не имеем достаточно сил и кроме того, они очень бдительны. Уральский областной совет в Екатеринбурге помочь нам не может, так как отослал много сил под Оренбург против казаков. Чехословаков нужно любой ценой отправить в Сибирь, так как дальнейшее их стояние длящееся уже более месяца, может привести к сильному возмущению в их среде — а связываться с ними, пока не ликвидировано восстание казаков, совсем нежелательно!
...Из Екатеринбурга пришло указание не разоружать чехословаков из-за недостатка сил и ожидать приказа совета народных комиссаров.
Почти одновременно с уведомлением центральной московской власти, 19 мая военный комиссар В. К. Садлуцкий телеграфировал своему областному руководству в Екатеринбург. Здесь он был гораздо откровеннее:
Военному комиссару Анучину. ...Ситуация напряженная и может закончится смутой. Чехословаки совершили преступление: выслали вооруженных людей к зданию совета, заняли город, опустошили военкомат и захватили оружие. Все они должны быть после разоружения наказаны. Но для этого нужны большие силы, так как чехи очень дисциплинированы, а сил в Челябинске нет... Прошу, чтобы окончательно, еще сегодня, они были отосланы в Омск. Авторитет нашего совета подорван их выступлением.
Челябинский совет недаром настаивал на отправке чехословацких эшелонов в Сибирь, челябинские большевики рассчитывали справиться только с небольшим числом легионеров. А пока недостаток сил вынуждал совет к сдержанности, хотя по-прежнему большевики не оставляли провокаций. Вооруженное выступление чехословаков 17 мая оказалось для челябинских комиссаров большой наукой, но все-таки они вели себя очень двойственно. Из состава совета был выведен и снят с поста председателя следственной комиссии, спровоцировавший чехословаков И. А. Кольцов. 20 мая он был, что называется от греха подальше, отослан в Шадринск во главе небольшого красноармейского отряда.
Чехословаки вели себя спокойно, но очень настороженно. 21 мая большевики выставили стражу недалеко от чехословацких эшелонов, под предлогом запрета спекуляции мелких торговцев папиросами, самодельным печеньем, молоком, яйцами и тому подобным, хотя добровольцы прекрасно понимали, что это для наблюдения за ними41. В ответ без особого шума чехословаки ввели постоянную готовность, у вагонов усилили стражу. Отдельные эшелоны были соединены полевым телефоном. По указанию командира 3-го полка, командир учебной команды прапорщик Я. Коубек организовал с помощью добровольцев учебной команды и пешей разведывательной команды наблюдение за деятельностью советских властей, за красноармейцами и за настроением местных жителей.
* * *
И чехословацкие руководители, и советские власти понимали, что в Челябинске временное перемирие, которое было чрезвычайно хрупким и ненадежным. События 14–17 мая бесследно не прошли. Конечно, чехословаки были виновны в гибели военнопленного И. Малика, но его линчевала разъяренная толпа и найти конкретного виновника смертельного удара было практически невозможно. Главными виновниками были офицеры, которые не смогли удержать своих подчиненных в рамках законности. Но дежурные офицеры 3-го и 6-го полков прапорщики Грушка, Я. Сухарда и Ф. Затлоукал были молодыми неавторитетными прапорщиками, а командир 3-го полка подполковник С. Н. Войцеховский уклонился от вмешательства в события. Будучи русским офицером, он не намеревался вступать в конфликт с чехословаками, так как дорожил своим постом и не хотел лишиться службы в условиях большевистской России.
По показаниям военнопленных 88-го пехотного полка австро-венгерской армии Й. Клюка и К. Ю. Никеля поведение И. Малика было в какой-то мере спровоцировано чехословацкими добровольцами. В первый же день приезда военнопленных на переселенческий пункт к ним подошла группа чехов с предложением перейти в их армию, но И. Малик отказался. Спустя некоторое время подошла вторая группа и узнав, что И. Малик их земляк, они вновь предложили прейти к ним в армию, но когда И. Малик вновь отказался, ему плюнули в лицо и ушли. Военнопленный 23-го полка мадьяр Ф. Мольнар сообщил чехословацкому комиссару передвижения войск прапорщику Й. Котрба, что И. Малик еще перед отъездом выразился, что он должен хоть одного их этих собак-чехов убить44. Если бы И. Малик был арестован и предстал перед судом, учитывая, что пострадавший Ф. Духачек отделался лишь ушибом головы, суд скорее всего вынес И. Малику сравнительно мягкое наказание. В последующие дни 16–17 мая события ухудшались, чехословацкие легионеры действовали стихийно и лишь в защиту своих товарищей из 6-го полка.
Гораздо большей была вина советских руководителей Челябинска, так как вместо того, чтобы сразу же вести расследование совместно с чехословаками, они стали действовать привычными для тогдашних чекистов методами массовых арестов. Около 2 часов дня 17 мая чехословацкий комиссар передвижения войск по станции Челябинск прапорщик Й. Котрба отправился в большевистскую следственную комиссию, чтобы представить, как вещественное доказательство в деле ранения добровольца Ф. Духачека камень и замок. Отдав вещественные доказательства, прапорщик Й. Котрба спросил И. А. Кольцова, окончен ли допрос свидетелей, чехословацких добровольцев 6-го полка. И. А. Кольцов сказал, что окончен, но об их аресте умолчал. Вернувшись на извозчике на станцию, прапорщик Й. Котрба попросил начальника эшелона 6-го полка послать в следственную комиссию делегатов от полка, с требованием выдать арестованных добровольцев.
Узнав около 7 часов вечера, что добровольцы 6-го полка выступают для освобождения своих арестованных братьев, прапорщик Й. Котрба побежал в помещение железнодорожного комиссариата и начал звонить по телефону пытаясь вызвать председателя исполкома Челябинска или председателя следственной комиссии И. А. Кольцова. С помощью члена комиссариата Мальченко ему удалось связаться с И. А. Кольцовым и он попросил его немедленно приехать для предупреждения выступления, но Кольцов отказался. Тогда прапорщик Й. Котрба заявил, что Кольцов будет отвечать за последствия, на что последний ответил, что выставит против ваших рот 16 тысяч красноармейцев, пушки и пулеметы и будет всех расстреливать.
В своем докладе на собрании совета 19 мая И. А. Кольцов, не приводя никаких имен и фактов, заявил, что весь инцидент это дело рук провокаторов, а выступление 17 мая произошло под влиянием агитации темных личностей, которые желали лишь крови и беспорядков. Далее И. А. Кольцов заявил, что его комиссия арестовала десять чехословаков для окончательного выяснения событий. Заслушав это несуразное объяснение, собрание Челябинского совета постановило избрать чрезвычайную следственную комиссию, в состав которой было включено девять человек, в числе которых был и представитель от чехословаков прапорщик А. Чила. Эта комиссия должна была вести не только расследование конфликта, но и дело об аресте чехословаков и о действиях бывшего председателя следственной комиссии И. А. Кольцова. Чрезвычайная следственная комиссия под председательством И. П. Тарасова отметила, что версия об организованном выступлении чехословаков против советской власти совершенно не подтвердилась. Комиссия признала, что добровольцы выступили стихийно в защиту своих арестованных товарищей48. Продолжая вести расследование Чрезвычайная следственная комиссия пришла к убеждению, что именно И. А. Кольцов учинил неправильные аресты и тем самым спровоцировал выступление чехословаков 17 мая.
Таким образом в драматических событиях происшедших в Челябинске 14–17 мая 1918 г. виновны обе стороны: чехословацкое командование и Челябинский совет. Чехословацкие офицеры не смогли удержать легионеров, измученных долгой ездой и провокациями большевиков от выступления. Гораздо большая доля вины лежит на челябинских большевиках и, особенно, на председателе следственной комиссии И. А. Кольцове, действия которого привели к вооруженному выступлению чехословаков в Челябинске.
<< назад далее >>
Осенью 1917 г. в украинских губерниях, в тылах русского Юго-Западного фронта шло формирование Чехословацкого армейского корпуса из чехов, проживающих в России, и военнопленных чехов и словаков, добровольно пожелавших вступить в ряды корпуса и вместе с русскими сражаться против германцев и австро-венгров. Ядром корпуса была Чехословацкая бригада, отличившаяся в июле 1917 г. во время летнего наступления русской армии. Кроме России, чехословаки создавали свои войска в Италии и во Франции и сражались на Восточном, Западном и Итальянском фронтах проив войск Центральных Держав. Чехословацкие воины надеялись при победе Антанты создать независимое Чехословацкое государство. Самым крупным воинским формированием чехословацких добровольцев становился корпус в России. Но октябрьский переворот и развал русской армии изменили всю ситуацию. В связи со вторжением войск Центральных Держав на Украину и заключением 3 марта 1918 г. Брест-Литовского мира, чехословакам пришлось уходить на восток. По договоренности с правительством Советской России и корпус упредоставлялась возможность уехать во Владивосток для того, чтобы переправиться в Ев ропу а Западный фронт для продолжения борьбы с германцами.
27 марта 1918 г. между советским правительством и Отделением Чехословацкого национального совета в России был заключен Пензенский договор, который предусматривал отправку чехословацких эшелонов на восток, при условии сдачи легионерами большей части оружия, увольнениирусских офицеров и при свободном доступе в эшелоны агитаторов — чехословацких коммунистов. 28 марта из Пензы отправился первый эшелон 5-го Пражского полка. За 5-м полком двинулись 8-й Силезский, 7-й Татранский, 6-й Ганацкий, 3-й Яна Жижки из Троцнова, 2-й Иржи из Подебрад, запасные, артиллерийские и тыловые части. В арьергарде должны были идти 4-й Прокопа Великого и 1-й Яна Гуса полки. Сначала продвижение чехословацких эшелонов было относительно аккуратным, хотя и прерывалось остановками на агитацию и на все продолжавшееся разоружение. К концу апреля 1918 г. авангард чехословаков в составе 5-го и 8-го полков и некоторых других частей добрался до Владивостока. Другая часть эшелонов 7-го, 6-го, 3-го и 2-го полков растянулась по Сибири и Уралу. Арьергард — 4-й и 1-й полки, все еще оставался в районе Пензы. Несмотря на все усилия агитаторов, легионеры сохраняли дис циплину и подчинение Чехословацкому национальному совету во главе с профессоромТ. Г. Масариком. Из корпуса дезертировали и перешли Красную армию менее 0,5 процента чехословацких воинов.
Видя, что агитация в среде легионеров сорвалась, большевистские руководители решили прибегнуть к другим, более жестким средствам. 21 апреля 1918 г. народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин дал сибирским советам телеграмму, в которой потребовал остановить продвижение чехословацких эшелонов, мотивируя это быстрейшей эвакуацией германских военнопленных из Сибири в Европейскую Россию. В чехословацкую, легионерскую среду все более проникали голоса, что пока у них было оружие, большевики вели с ними переговоры, когда же чехословаки сдали оружие, то большевики перестали с ними считаться. Настроение чехословацких воинов еще более ухудшилось после известий о том, что корпус предположено разделить на две части: эшелоны 2-й дивизии должны собраться во Владивостоке, а эшелоны 1-й дивизии, которые еще были в Поволжье и на Урале, должны поехать северными железными дорогами на Архангельск.
***
К вечеру 28 апреля 1918 г. на станцию Челябинск прибыл эшелон штаба 3-го Яна Жижки полка. На следующий день, около 8 часов утра на станцию прибыл 2-й батальон 3-го полка, а несколько позднее и 1-й батальон 3-го полка. Командир 3-го полка подполковник С. Н. Войцеховский записал в своем личном дневнике:
Вчера к вечеру приехали в Челябинск, будем стоять здесь несколько дней. Хвост моего полка еще около Уфы. На станции Челябинск стоят два эшелона сербов. Вид у них контрреволюционный (с точки зрения большевиков) — офицеры и часть солдат в погонах. Они пробирались во Владивосток, но теперь вынуждены ехать на Архангельск. Везде на всех станциях и здесь в Челябинске много беженцев. Откуда, куда изачем они едут. Теплушки битком набиты мужчинами, женщинами, детворой и страшным скарбом, грязь страшная.
Ясные дни, тепло, но на душе скверно. Когда двигаемся — легче. Беспокоит меня продовольственный вопрос: все рассчитано на движение, а не на стояние.
30 апреля, комиссар 3-го Яна Жижки полка поручик Й. Кошек нанес визит Челябинскому совету и просил разрешения на участие чехословаков в демонстрации 1 Мая, но совет не разрешил, видимо большевикам не хотелось, чтобы челябинцы увидели дисциплину, организованность и мощь чехословацких добровольцев. В этот день подполковник С. Н. Войцеховский отметил в дневнике:
Вчера был с Николаем Петровичем (прапорщиком Чилой) в городе — небольшой и скверный. В магазинах остатки привоза, товаров нет.
На вокзале суета, паровозы катают вагоны, проходят бесконечные эшелоныс беженцами. Наших эшелонов здесь стоит шесть и два или три сербских.
Вчера наш комиссар показал мне телеграмму из Москвы. Немцы боятся наступления японцев в Сибирь и требуют скорейшей эвакуации из Восточной Сибири своих военнопленных: движение наших эшелонов на восток распоряжением советских властей остановлено.
Мне начинает казаться, что мы не попадем во Владивосток.
Помимо эшелонов 3-го полка, в Челябинске стояли еще не ушедшие на восток эшелоны двух батальонов 6-го Ганацкого полка. Все чехословацкие добровольцы с нетерпением ожидали отъезда на восток, но старались сохранить доброе согласие и хорошие отношения с русскими людьми и с советскими властями. Выдержка и спокойствие добровольцев часто принималась местными жителями за высокомерие. Известный челябинский хронист К. Н. Теплоухов записал:
Откуда-то начали появляться военные — не русские — оказалось чехи; одеты франтами с иголочки; офицеры — с оружием — на прекрасных лошадях. К жителям относились свысока, но держались очень вежливо; жили на вокзале, кажется в вагонах на путях — обыватели посматривали на них с недоумением, — что сие значит?
День 1 Мая чехословаки провели тихо, в городникто не ходил, развлекались сами: играл полковой оркестр, а несколько переодетых легионеров ходили около своих эшелонов, пародируя ярмарочные песни. 3 мая на станцию Челябинск прибыл 3-й батальон 3-го полка, последний эшелон с хозяйственной ротой был на подходе к Златоусту. Доброволец Й. Зима отметил в своем дневнике:
3 мая 1918. Мы добрались до Челябинска — уездного города, лежащего на равнине за уральскимигорами. Устанции есть целая колониядля переселенцев,откуда их рассылали и рассаживали по разным частям Сибири. Кроме русских там живет много башкир и татар. На улицах можно видеть торговцев-китайцев.
Плодовых деревьев там нет — кругом видны только береза и осина.
Во время своей долгой стоянки чехословацкие добровольцы старались проводить время с наибольшей пользой: надеясь все же попасть во Францию, многие учили французский и английский языки, проводили концерты и спортивные состязания, но нетерпение нарастало. 5 мая подполковник С. Н. Войцеховский записал:
Сегодняпервый день Пасхи. Все без перемен. Где-то тамдалеко за Иркутском — кажется движение идет, но крайне медленно. По отдельным, довольно неопределенным телеграммам, наш комиссар на станции Челябинск прапорщик Й. Котрба 2-го полка заключает, что два полка 2-й дивизии уже во Владивостоке, но на нас пока это движение не отражается; в Челябинске по-прежнему четыремоихэшелона и два эшелона 6-го полка, только сербы уехали на Архангельск. Последний эшелон 3-го полка (нестроевая рота) вчера 4 мая прибыл в Златоуст.
Доброволец 3-го полка К. Томан вспоминал, что он часто ходил в город за ордерами к большевистскому продовольственному комиссару и его часто спрашивали: «Вы почему дальше не едете? Там всего много, а здесь вы нас объедаете». К. Томан отвечал: «Мы бы рады, но ваш железнодорожный комиссар отвечает, что нет локомотивов». А о порядках, которые царили на челябинских улицах и рынках, К. Томан добавляет:
Не стоит и говорить, что там было полно карманников. Наши парни могли бы порассказать, как их обворовывали до последней копейки. У меня самого вытащили записную книжку со служебным удостоверением и фотографию жены, думая, что там деньги. Так как я был вынужден ходить в город и как я выше указывал, для чехословака это было небезопасно, то я ходил без ленточки на фуражке, чтобы не выглядеть легионером.
Среди легионеров ходили самые разнообразные слухи, то о проследовании через Челябинск в Москву поезда с бывшим императором Николаем Романовым, то о беспорядках в Москве, то о том, что немцы боятся наступления японцев в Сибири. Подполковник С. Н. Войцеховский отмечал, что трудно доставать здесь газеты, а без них живешь с завязанными глазами. Большевистским газеткам верить абсолютно нельзя и главное, они ничего не пишут о многом, что происходит, вообще эти газетки такое убожество, что противно их читать.
Своя газета «Чехословацкий дневник» доходила до Челябинска с большим опозданием. Ее редакция и типография располагались в вагонах и путешествовали вместе с легионерами по транссибирской магистрали. В мае 1918 г., вместе со штабом Чехословацкого армейского корпуса и Отделением Чехословацкого национального совета в России, она находилась в Омске. В номере № 69 от 8 мая 1918 г. шеф-редактор и член Отделения Национального совета Б. Павлу объяснял трудности пути на Дальний Восток, а в номерах от 9 и 11 мая появились статьи, изкоторых было видно, что северный вариант, то есть движение эшелонов 1-й дивизии на Архангельск все более становится действительностью. 12 мая командир 3-го Яна Жижки полка отмечал:
Мы все еще в Челябинске. Решается вопрос ехать ли дальше через Владивосток или через Архангельск. На Владивосток не пускают большевики, мешает Семенов, который где-топод Читой и кажется близко уже от железной дороги амурской, и наконец, Французская миссия, почему-то теперь заявляет, что во Владивостоке нельзя собрать достаточного количества транспортов. Делегация от Национального совета с Максой поехала в Москву разрешать окончательно вопрос о движении по тому или иному направлению.
Ехать на Архангельск никому не хочется. По моему это приведет к катастрофе. Послал сегодня Максе в Москву от своего имени (и ссылаясь на настроение в полку) протест. Полковой комитет протестует от себя.
Сегодня у меня был командир 2-го полка (поручик Сыровый), он того же мнения и пошлет завтра такой же протест от себя. Чем все это кончится? В Челябинске теперь уже весь полк. Надо быть готовым к тому, что может быть придется ехать дальшесилой. Хоть этотрудно.
Чутье не подвело чехословацких легионеров. Как теперь известно, инициатива об отправке корпуса на север появилась у руководителей Омского и Иркутского советов еще в конце марта 1918 г., когда кроме разоружения они настаивали на отправке добровольцев в Архангельск. Но в то время центральная советская власть не согласилась с их доводами. Теперь же в мае, когда чехословацкие эшелоны растянулись на тысячи версти были большей частью разоружены, опасения Москвы перед боевой мощью Чехословацкого корпуса сильно убавились. 15 мая в Москве на встрече представителей Национального совета с наркомом
Л. Д. Троцким последний заявил, что он не может отправить остальные эшелоны чехословаков во Владивосток, вследствие англо-японского десанта. Но, если союзники гарантируют отправку чехословаков во Францию, то эшелоны пойдут на Архангельск.
Конечно, чехословацкие добровольцы не знали о всех этих интригах разыгрываемых политиками в закулисье, но почувствовали всю опасность которая им грозила. Уже упоминавшийся доброволец Й.Зима отмечал в своем дневнике:
10 мая 1918. Между тем профессор Макса в Москве вел постоянные переговоры с большевиками, которые видя, что наша армия растянута от Пензы до Владивостока, требовали от нас выдачи всего оружия. Затем требовали, чтобы Вторая дивизия ехала на Владивосток, а Первая — на Архангельск — что имело такое же значение — чтобы нас ослабить еще более и затем делать с нами, что захотят.
Измученным долгим ожиданием и различными слухами, взбудораженным большевистскими провокациями, чехословацким легионерам для вспышки было достаточно небольшого предлога. Местные советы вдоль магистрали предоставляли такие предлоги в избытке. 30 апреля омский военный комиссар С. А. Фурсов с усмешкой отвергал все просьбы чехословаков в их продвижении на восток. Деньги за продовольствие исправно перечислялись французским правительством в советские банки, но в снабжении шли постоянные помехи, которые особенно тяжело отзывались на эшелонах арьергарда, стоящих в районе Пензы. Провокации большевиков доходили до нелепых случаев. Командир 2-го батальона 3-го полка прапорщик М. Немец приводил такой эпизод:
Мы участвовали в танцевальных вечерах в женской гимназии. Я выучил танцевальную сюиту из народных сказок, а прапорщик Мирослав Миклик — «сарочку». Наш оркестр играл, хор пел, а выученные танцы имели чрезвычайный успer. Местные офицеры предупредили нас, что красноармейцы нацеливаются на наши револьверы, сданные в гардероб. Незаметно реагируем на предупреждение и когда в 3 часа утрав танцы закончились, то эти «господа» — красноармейцы кисло на нас смотрели, как мы весело шагаем из зала и каждый держит свой револьвер.
7 мал 1910 г. на станции Повониколаевск советские железнодорожные комиссары арестовали капитана 7-го Татранского полка Э. Кадлеца и сделали попытку арестовать командира того же полка капитана Р. Гайду. Только самообладание и решительность P. Гайды позволили ему избежать ареста и выручить своего товарища. 12 мая на станции Тайга, командованию 2-го дивизиона 2-й артиллерийской бригады местными большевиками был выдан ультиматум о полном разоружении и выдаче в заложники трех офицеров. Из-за твердой позиции чехословаков красные не решились применить насилие. Но главная драма, из-за случайного предлога, разыгралась в Челябинске.
<< назад далее >>
Ответ уральского областного военкома обескуражил его собеседников. С. А. Анучин заявил, что чехословаки сами виноваты в возникновении вооруженного конфликта, так как не хотят сдавать оружие, не исполняют приказ профессора П. Максы и допускают тем самым большую ошибку. И вновь челябинские комиссары пробовали уговорить военкома С. А. Анучина, призывая его воздействовать на Омский совет, но С. А. Анучин еще раз подчеркнул, что положительное решение конфликта зависит только от чехословаков, которые должны выдать оружие. Тогда Б. Павлу заявил, что выдать оружие они не смогут, так как это решение съезда и попытался еще раз объяснить свою позицию. Военком С. А. Анучин прервал его и заявил: «Я вижу, что вы плохо понимаете по-русски и дальнейший разговор бесполезен!
