Необычные легенды Сунгульского скита
Раскол в Русской православной церкви возник ещё во времена правления царя Алексея Михайловича. «Яблоком раздора» стали реформы патриарха Никона, которые не были приняты значительной частью населения. В 1666 году несогласные были преданы анафеме, объявлены «раскольниками» и, фактически, поставлены вне закона. Спасаясь от гонений, приверженцы старой веры разбредались по всей стране, подыскивая для жизни потаённые труднодоступные места. В чащах дремучих лесов и посреди непролазных топей раскольники обрекали себя на незавидное существование, полное тягот и невзгод.
На Урале раскольников привечали охотно. На горных заводах их ценили за трудолюбие и дисциплину. Староверы не терпели пьянства, а многие из них, ко всему прочему, были искусными ремесленниками, знатоками своего дела. Да и сами хозяева уральских заводов зачастую втайне держались старой веры. В их числе был и Лев Расторгуев, владевший Кыштымскими и Каслинскими заводами. Именно благодаря ему в начале XIX века Касли стали крупнейшим оплотом старой веры на Урале.
В 1811 году Расторгуев помог старообрядцам основать в окрестностях Каслинского завода небольшой монастырь, который вошёл в историю как Сунгульский скит. Для обители был выбран остров у юго-западного берега озера Сунгуль. Благодаря пожертвованиям богатых купцов и уральских промышленников монастырь рос буквально на глазах, обретая всё большее влияние в среде уральских раскольников.
Правда, мирная жизнь Сунгульского скита продолжалась недолго. С восшествием на престол Николая I Россию накрыла очередная волна гонений на приверженцев старой веры. По всей стране выявлялись старообрядческие скиты, часовни и молельни, оценивалась численность их приходов, составлялись списки наиболее влиятельных и богатых раскольников. Когда вся эта скрупулезная работа была проделана, оказалось, что раскола придерживаются чуть ли не 8 миллионов человек! Эта пугающая цифра переполнила чашу терпения Николая I. С 1836 года все старообрядческие храмы начали закрывать, «еретические» книги и иконы изымались и уничтожались, раскольники подвергались преследованиям. Правда, старообрядцам давали возможность перейти в единоверие — то есть, формально признать власть Московского патриархата, а взамен получить разрешение сохранить часть своих древних обрядов. Но особо «упорствующие» в расколе не желали идти на компромиссы. Им приходилось бежать ещё дальше на восток, в глухую сибирскую тайгу, куда пока что не могла дотянуться тяжёлая государева длань.
Когда «переписчики» добрались до Сунгульского скита, многие его обитатели, не желая быть застигнутыми врасплох, уже покинули берега озера. В сохранившихся документах говорится, что в 1836 году отшельническую жизнь здесь вели 13 человек — в основном, древние старцы, которым уже ничего не было страшно. За пределами скита они не бывали, а продукты и вещи первой необходимости доставляли им сочувствующие с Каслинского завода.
В духе царившего тогда «просвещённого» времени меры в отношении обитателей скита были предприняты довольно мягкие. Монахов рекомендовалось «подвергнуть увещаниям об оставлении раскола и водворить в места приписки с установлением за ними наблюдения». В случае отказа предписывалось заточить их в тюрьму на две недели, после чего «беседу» повторить. Жители скита, не имеющие монашеского пострига, от какой-либо ответственности и вовсе освобождались, и лишь должны были быть разосланы по домам.
На фоне прочих обитателей скита особо выделялся крестьянин Михаил Митрин, в начале 1820-х годов принявший постриг в Сунгульском ските под именем Макария. Будучи допрошен, он «исповедался в грешном невежестве и принял единоверие», после чего был отпущен на свободу. Макарий поселился в лесу недалеко от бывшего скита и позже ещё не раз наблюдавшие за ним агенты были вынуждены писать в своих реляциях примерно следующее:
«... А крестьянин Митрин, который под предлогом рыболовства остался жить в лесу, может привлекать в раскол и других, и, таким образом, уничтоженный уже Сунгульский скит имеет полную возможность снова восстановиться».
Чтобы не допустить такого оборота дела, в 1849 году Макария выселили с берегов Сунгуля, а все монастырские строения разрушили до основания. Удивительно, но в 1860-е годы, после отмены Александром II крепостного права, Макарий сумел вернуться на прежнее место и тут же принялся за восстановление обители. На берегу Сунгуля снова появилась часовня, в которой возобновились богослужения.
Остатки монастырских построек из природного камня
К началу XX века озеро здорово обмелело, и остров, на котором когда-то располагался скит, превратился в полуостров. В 1900 году на почитаемом старообрядцами месте поселилась монахиня Ксенофония с несколькими послушницами из Каслей. Так Сунгульский скит возродился уже в качестве женского монастыря, а полуостров получил среди местных жителей «говорящее» название Монашки, сохранившееся и поныне.
Удивительно, но вновь созданной женской обители суждено было почти в точности повторить судьбу мужского скита. После революции 1917 года из-за усилившихся антирелигиозных настроений и царивших вокруг голода и разрухи начался новый исход старообрядцев в Сибирь. Некоторые из послушниц Сунгульского скита в итоге осели на берегах Енисея и в Колыванской тайге.
Впрочем, нашлись и те, кто не захотел покидать родной скит. Их судьба была предопределена. В 1929 году полуостров оцепили сотрудники НКВД, все жители скита были задержаны. Молодых насельниц отправили по домам, а стариц поместили в лагерь под Верхним Уфалеем. Дальнейшая судьба пленниц остаётся неизвестной, но, с учётом реалий того времени, с трудом верится, что они в итоге были освобождены. Так молодой советской властью была поставлена жирная точка в более чем вековой истории Сунгульского скита.
Типичная монастырская келья — небольшая полуземлянка со стенами из природного камня. Сверху она когда-то была перекрыта накатом из брёвен
До наших дней на полуострове Монашки сохранились остатки скитских построек, по которым можно составить представление о том, как когда-то жили его обитатели. В том месте, где на берегу Сунгуля с 1994 года стоит большой деревянный крест, когда-то находилась монастырская часовня. Неподалеку от часовни размещались монашеские кельи и хозяйственные постройки. Кельи представляли собой землянки, выложенные изнутри природным необработанным камнем. В каждой из них имелся небольшой очаг. Со стороны озера постройки были обнесены каменной стеной. В холодное время года она надёжно защищала скит от холодных ветров и метелей. В ней был оставлен проход к озеру, к воде спускались каменные ступени. В основании небольшого холма рядом с часовней были устроены погреба. Для удобства и экономии тепла все монастырские постройки, за исключением часовни, были перекрыты одной сплошной крышей.
В наши дни с юго-востока к скиту примыкает большое болото. Когда-то на его месте плескались воды озера Сунгуль. Посреди болота и сейчас есть небольшой остров. По легенде, когда-то на нём жили три старицы. После смерти последней из них в её землянке была найдена чудотворная икона, исцелявшая болезни. Куда делась эта икона впоследствии и чей образ на ней был запечатлен, легенда до нас, к сожалению, не донесла.
Ещё в середине XX века на кладбище близ Сунгульского скита было около четырех десятков могил, покрытых надгробными плитами, обработанными на Каслинском заводе. Среди них особо почитались могилы старицы Елены и старца Леонида. Последнего и вовсе почитали неканонизированным святым. В 70-е годы надгробные плиты таинственным образом исчезли: очевидно, были пущены на какие-то более важные нужды общества развитого социализма. А уже в 90-е годы всё кладбище было варварски перекопано кладоискателями. Непонятно, какие ценности надеялись отыскать гробокопатели: сами они позже рассказывали, что находили в могилах только истлевшие кости и старинные оловянные крестики. Но в одной из могил они обнаружили тело молодой женщины, нетронутое тленом. Это произвело на осквернителей могил такое впечатление, что они в страхе разбежались. Долгое время кладбище оставалось разорённым. Лишь в 2002 году члены общественной организации «Миротворцы» из посёлка Вишневогорска расчистили территорию и привели могилы в порядок.
Недалеко от кладбища находится глубокий колодец. Его стенки выложены необработанным камнем, а сам он имеет уникальную кувшинообразную форму — расширяется книзу, где блестит студеная вода. Такие традиционные для Урала колодцы почти нигде уже не сохранились. Вода в колодце до сих пор многими почитается как святая. Говорят, что она сохраняется неиспорченной больше двух лет.